Второе соглашение - о создании Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства, ТТИП (англ. Transatlantic Trade and Investment Partnership, TTIP), предусматривает создание зоны свободной торговли между США и ЕС с потребительским рынком в 820 миллионов человек, долей стран ТТИП в 50% мирового ВВП, 30% объема мировой торговли и 20% мировых прямых иностранных инвестиций. По подсчетам рабочей группы США-ЕС по подготовке соглашения, по состоянию на начало 2013 года объем ежедневной торговли между странами составлял 2,7 млрд долл. США/2 млрд евро. Сторонами по обе стороны Атлантического океана было вложено 3,7 трлн долл. США/ 2,8 трлн евро [7]. По предварительным оценкам экспертов рабочей группы, ТТИП будет ежегодно приносить американской экономике $122 млрд, а европейской - $150 млрд. По обе стороны Атлантики может быть создано более двух миллионов новых рабочих мест.
Вышедшая из кризиса экономика США (рост ВВП в 2014 году ожидается свыше 4%) может стать локомотивом для ускорения роста экономики ЕС, которая до сих пор не может оправиться от последствий мирового финансового кризиса 2007-2009 годов. В условиях наметившегося перепроизводства товаров расширение рынков сбыта приобретает стратегическое значение. Однако ТТИП имеет важнейшее не только геоэкономическое (позволит успешно противостоять таким крупным игрокам мировой экономики, как Китай, Россия, Индия), но и геополитическое значение, стимулируя не только экономическое, но и политическое сотрудничество. Геополитическая стабильность, как полагают лидеры США и ЕС, станет гарантом долгосрочного экономического эффекта. Не случайно многие западные средства массовой информации уже назвали ТТИП «экономическим НАТО», который будет способствовать укреплению трансатлантической солидарности.
Заключение этих двух соглашений позволит США устранить возможного конкурента в виде ЕС и взять в клещи основного геополитического и геоэкономического соперника - Китай. Предполагается, что впоследствии к участию в ТТП будет приглашена и Индия, крайне заинтересованная в американских инвестициях и выходе на американский рынок. А вот России американские стратеги отводят роль страны-изгоя (pariah state) уже в среднесрочной перспективе.
Китай. Китайское руководство, безусловно, осознает всю сложность взаимоотношений с США, которая объясняется системными различиями в менталитете, идеологии, философских убеждениях, ценностях, стадиях социального развития, в религии, культуре, традициях, составе населении и т.д. Ряд современных исследователей даже считает, что конкуренция США и Китая носит характер столкновения разных цивилизаций.
Собственно говоря, Китай, имеющий более чем пятитысячелетнюю историю, и не скрывает свои намерения за счет роста своего экономического могущества превратиться из азиатского регионального центра влияния в глобальную державу, постепенно наращивающую свое влияние на мир, способную в какой-то момент времени повести за собой мировое сообщество. По данным Всемирного банка, в конце 2014 года объем ВВП Китая, рассчитанный по паритету покупательной способности, превысил объем ВВП США - 17,5 трлн долл. США против 17,4 трлн долл. США соответственно. Такие достижения, безусловно, способствуют росту самосознания китайского народа, пока имеющего позитивную направленность, однако вектор которого в любой момент времени может измениться, как это произошло, например, в отношениях России и Украины.
Как отмечает один из известных российских специалистов по экономической стратегии Китая Я.М. Бергер, «...при всей открытости Китая Западу, при том, что в китайской экономике утверждаются международные рыночные нормы и институты, китайская элита в своем большинстве четко ориентирована на национальные ценности, на национальные интересы и национальные цели. Здесь сказывается в очень большой мере китайская традиция, как очень давняя, так и современная. При этом, разумеется, нельзя упускать из виду, что наряду с позитивным, конструктивным наследием патриотического национализма, становящегося важным, если не важнейшим, фундаментом возрождения китайской нации, могут наследоваться и далеко не лучшие традиции, связанные, в частности, и с великодержавным шовинизмом, в том числе и из сравнительно недавнего прошлого».
Однако на данный момент времени внешнеполитическая стратегия Китая носит абсолютно мирный характер, ее целью попрежнему остается обеспечение благоприятных внешних условий для дальнейшего развития экономики Китая и его превращение в мировую державу. Начиная с 2004 года, после выхода в свет уже упоминавшейся книги Дж. Ная (Soft Power: The Means to Success in World Politics), в решениях пленумов и съездов ЦК компартии Китая стал регулярно упоминаться термин «мягкая сила». Так, например, были предприняты конкретные шаги по улучшению имиджа страны за рубежом за счет продвижения китайской культуры и языка за рубежом. В ряде стран Запада были открыты центры изучения китайского языка, получившие название Институтов Конфуция.
Вместе с тем на формирование стратегии действий Китая на мировой экономической арене огромное влияние оказала теория так называемого Пекинского консенсуса (the Beijing Consensus), называемая также иногда «Китайская модель» (the China Model) или «Китайская экономическая модель» (Chinese Economic Model). Под термином «Пекинский консенсус» понимается доктрина экономического развития Китая, предложенная в конце 2004 года американским экономистом, вице-президентом консалтинговой компании бывшего госсекретаря США Генри Киссинджера Джошуа Купером Рамо (Joshua Cooper Ramo, 1968) как альтернатива «Вашингтонскому консенсусу» (the Washington Consensus) - экономической политике, сформулированной в 1989 году британским экономистом Джоном Вильямсоном (John Williamson, 1937) и рекомендованной руководством МВФ, Всемирного банка и Министерством финансов США (штаб-квартиры которых расположены как раз в Вашинготоне) к применению в странах, пострадавших от финансово-экономического кризиса 1980-х годов.
Идеи Вашингтонского консенсуса уже в начале 1990-х годов доказали свою несостоятельность сначала в России, где ряд американских советников правительства Гайдара попытался их применить (хотя изначально рекомендации Вильямсона предназначались для стран Латинской Америки), а затем в 1999-2002 гг. в Аргентине и других странах Латинской Америки. 10 рекомендаций вашингтонских финансовых институтов были направлены в основном на снижение роли государственного сектора и усиление роли рыночных сил, исходя из ложной базовой идеи о том, что если рынки капитала будут открыты, то рынок сам по себе сможет поддерживать равновесия в экономике (и это в условиях отсутствия рыночной среды как таковой!).
Провал Вашингтонского консенсуса подтолкнул молодого Джошуа Рамо к выводу о необходимости разработки экономического курса, который, с одной стороны, учитывал бы геополитические реалии (сложившийся мировой порядок с лидирующей ролью США как мощнейшего центра притяжения), но, с другой - исходил бы из стремления независимых государств к сохранению своего национального суверенитета и к созданию многополярного мира.
В основе Пекинского консенсуса лежат три простые, изложенные очень доходчивым языком идеи [8]. Во-первых, пересмотр ценности инноваций (repositions the value o f innovation). По замыслу Рамо, интересные инновационные идеи не обязательно должны приходить из некоего единого центра, в данном случае из США. Они могут появляться в любой точке земного шара, что, возможно, приведет к существенному усложнению мирового экономического порядка, однако будет способствовать созданию новых центров знаний. Чем больше в мире будет самобытных идей, тем лучше для мировой экономики.
Во-вторых, в условиях экономического хаоса любые действия правительства должны иметь одну конкретную цель, понятную всему населению, независимо от уровня его образования и доходов. Например, не абстрактный рост ВВП или ВНП на душу населения, а устойчивый рост качества жизни каждого гражданина страны. И в-третьих, отсутствие боязни супердержав, которые могут в своих собственных интересах попытаться затормозить экономическое развитие той или иной страны. Как отмечал в одном из своих интервью Рамо, «мирная стратегия Китая, имеющая целью экономический рост, не мыслится как вызов США. Но сама модель имеет такую силу, что привлекает сторонников почти с той же скоростью, с какой американская модель их отпугивает». В этом и заключается мягкая сила китайской внешней политики.
При реализации своей внешнеполитической доктрины Китай стремится сбалансировать векторы сотрудничества на всех направлениях за рубежом, не умаляя значения ни одного из них. В начале 2014 года председатель КНР Си Цзиньпин предложил странам Прикаспийского региона масштабный региональный проект «экономический коридор Шелкового пути» (The Silk Road Economic Belt). Однако Шелковый путь в Европу будет не только сухопутным, но и морским. Причем и сухопутные маршруты, и морские будут также диверсифицированы, т.е. будут проходить через разные страны и в различных направлениях, что позволит Китаю существенно снизить риски, связанные с потенциальной зависимостью от транзита через Россию по северному пути (БАМ и Транссиб) и международному железнодорожному коридору Чунцин-Синьцзян-Европа.
Поэтому вряд ли можно считать выгодным и серьезным заявленное намерение Китая инвестировать около 400 млрд руб. в строительство высокоскоростной магистрали Москва - Казань при условии использования своей рабочей силы и технологий, если строительство только лишь одной высокоскоростной магистрали через Турцию обойдется Китаю в 30 млрд евро, а весь маршрут Пекин - Лондон - около 50 млрд евро. К тому же опыт строительства китайскими компаниями дорог в Европе, по крайней мере автомобильных в Польше, ознаменовался разрывом контрактных отношений из-за невыполнения китайскими подрядчиками технических требований заказчиков, сроков выполнения работ и попытки превысить оговоренную смету работ на 70%. Причем после возникновения проблем китайское государственное руководство, изначально активно лоббировавшее этот контракт и продвигавшее услуги китайской государственной компании, заявило о своем невмешательстве в конфликт и об отсутствии каких-либо гарантийных обязательств со своей стороны.
Китай планирует и иные железнодорожные маршруты в Европу, которые пройдут по территории республик Средней Азии и Ирана. Учитывая более благоприятные климатические условия этого региона, не исключено, что товарные потоки, на которые рассчитывал РЖД, обосновывая необходимость финансирования модернизации БАМа и Транссиба, будут перенаправлены по южному маршруту. Через Мьянму и Иран Китай рассчитывает также выйти к побережью Индийского океана, где через Шри-Ланку будет проложен морской Шелковый путь, который приведет в порты Турции и Греции, где Китай уже сделал важные инвестиции в приобретенное портовое хозяйство. Еще один проект строительства железнодорожной магистрали призван соединить Китай и США через Владивосток, Чукотку, тоннель под Беринговым проливом в Аляску. Стоимость данного проекта может составить 50 млрд долл. США.
Во всех этих проектах китайское государство выступает основным инвестором. В противовес Азиатскому банку развития (Asian Development Bank) для удобства финансирования своих транспортных инфраструктурных проектов в октябре 2014 года Китай создал Азиатский инфраструктурный инвестиционный банк (Asia Infrastructure Investment Bank) с уставным капиталом в 50 млрд долл. США, который в последующем предполагается увеличить до 100 млрд долл. США. Обладая крупнейшими в мире золотовалютными резервами (свыше 4 трлн долл. США), для реализации инфраструктурных проектов Китай предлагает в том числе и частным китайским инвесторам проектное финансирование через свои государственные системно значимые банки, четыре из которых входят в десятку крупнейших по активам банков мира - Торгово-промышленный банк Китая (Industrial and Commercial Bank o f China), Строительный банк Китая (China Construction Bank), Банк Китая (Bank o f China), Сельскохозяйственный банк Китая (Agricultural Bank o f China).
Одним из таких мегапроектов, который может иметь весьма серьезные геополитические и геоэкономические последствия, является проект строительства Великого Никарагуанского канала, который должен соединить Атлантический и Тихий океаны в дополнение к действующему с 1914 года Панамскому каналу. При этом новый канал в три раза превзойдет Панамский по протяженности и пропускной способности. В 2013 году был подписан контракт о 50-летней концессии проектируемого канала в пользу специально созданной для его строительства гонконгской компании HK Nicaragua Canal Development Investment Co Ltd, HKND и ее владельца Ван Цзина (Wang Jing), ориентировочной стоимостью 40 млрд долларов. В декабре 2014 года началось строительство канала.
Китай, финансирующий этот проект, осознает, что США, Панама и Мексика понесут существенные потери в случае успешной реализации проекта. Однако, с другой стороны, среди потенциально заинтересованных стран находятся крупные страны экспортеры, которые получат возможность активно использовать новый маршрут для наращивания поставок своих промышленных и сырьевых товаров в глобальном масштабе. Среди них Китай, Япония, Южная Корея, Тайвань, Венесуэла, Бразилия, Аргентина, Тринидад и Тобаго, Уругвай и др.
Никарагуанский канал позволит Венесуэле переориентировать значительную часть своего нефтяного экспорта с американского рынка на азиатские, что может отрицательно сказаться на экономике США, по-прежнему остающихся одним из крупнейших импортеров нефти и нефтепродуктов в мире. Однако куда большую опасность для США представляет экспортная экспансия Китая и других азиатских государств на латиноамериканские рынки, которые Вашингтон всегда рассматривал в качестве своих традиционных рынков сбыта. Таким образом, успешная реализация Китаем совместно с Никарагуа данного проекта ознаменует собой не только существенное ослабление геополитических позиций США в данном, стратегически важном для Штатов регионе, но и появление там новых серьезных игроков глобального масштаба.
Россия. Происходящая в мире перестройка мирового экономического порядка, как и замедление темпов развития мировой экономики и падение мировых цен на нефть, безусловно, оказывают самое непосредственное влияние на экономику России и ее банковский сектор в частности.
Действия Российской Федерации на мировой арене, в том числе в сфере экономики, регламентируются двумя основными документами: указом Президента РФ от 07.05.2012 № 05 «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» и Концепцией внешней политики Российской Федерации, утвержденной Президентом Российской Федерации В.В. Путиным 12 февраля 2013 года.
Концепция признает, что главной, знаковой чертой современного этапа международного развития являются глубинные сдвиги в геополитическом ландшафте, мощным катализатором которых стал глобальный финансово-экономический кризис. Международные отношения переживают переходный период, существо которого заключается в формировании полицентричной международной системы. Этот процесс проходит непросто, сопровождается повышением турбулентности экономического и политического развития на глобальном и региональном уровнях. Международные отношения продолжают усложняться, их развитие становится все более труднопредсказуемым (см. п. 5). И далее - «.продолжаю т сокращаться возможности исторического Запада доминировать в мировой экономике и политике. Происходит рассредоточение мирового потенциала силы и развития, его смещение на Восток, в первую очередь в Азиатско-Тихоокеанский регион» (см. п. 6).
Авторы Концепции, принятой всего лишь чуть менее чем два года назад, конечно, не могли предусмотреть ни глобальное падение цен на нефть, ни рецессии и последующей стагфляции экономики России, поэтому сегодня несколько странным видится тезис о том, что «.Своими высокими темпами экономического роста, основанного на стабильном экспортном и расширяющемся внутреннем спросе, уникальными природными и накопленными финансовыми ресурсами, ответственной социально-экономической политикой Россия вносит значительный вклад в обеспечение стабильности глобальной экономики и финансов, участвует в международных усилиях по предотвращению и преодолению кризисных явлений» (п. 33). К сожалению, содержание обоих документов уже во многом не соответствует реалиям сегодняшнего дня.
Оба документа в качестве первоочередной задачи предусматривают активную поддержку Россией процесса евразийской экономической интеграции, реализуя совместно с Белоруссией и Казахстаном задачу преобразования Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС) в Евразийский экономический союз (ЕАЭС), исходя из того, что региональная интеграция становится действенным инструментом повышения конкурентоспособности ее участников. Однако обвальное падение стоимости рубля во второй половине 2014 года уже создало немалые трудности в его признании в качестве региональной резервной валюты. А президент Беларуси А. Лукашенко, одной из стран-участниц ЕАЭС, уже заявил о необходимости перехода во взаиморасчетах участников Союза на доллары США.
Экономические трудности России, хотя и временные, ослабление ее позиций на международной арене, связанное с введением международных финансово-экономических санкций и контрсанкций со стороны России, и уж тем более создание двух глобальных партнерств (ТТП и ТТИП) во главе с США, могут привести к развалу ЕАЭС уже на начальном этапе его существования. Попытки же создать противовес планам США за счет стран БРИКС также вряд ли приведут к успеху в силу огромной зависимости участников этой ассоциации от американских и западноевропейских рынков сбыта. Достаточно сказать, что товарооборот Китая с ЕС в семь раз превышает товарооборот с Россией, а с США - в шесть раз.
Не исключено, что в последующем Китай, столкнувшись с проблемами жесткой конкуренции со стороны США и их союзников, будет вынужден отказаться от проводимой им в настоящее время политики мягкой силы и бесконфликтного решения возникающих проблем финансово-экономическими способами. Ему придется выступить в роли лидера других стран, недовольных действиями США в международной политике и экономике, однако и в этом случае он вряд ли воспримет ослабленную Россию как равноправного партнера. А быть на ролях младшего брата Китая вряд ли отвечает интересам и статусу России - хоть и бывшей, но мировой сверхдержавы.
Концепция в качестве одной из основных задач внешней политики России предусматривает создание благоприятных внешних условий для устойчивого и динамичного роста экономики России, ее технологической модернизации и перевода на инновационный путь развития, повышения уровня и качества жизни населения, однако не содержит конкретных указаний, какими методами предстоит этого добиться. Известная доктрина «мягкой силы» упоминается в п. 20 Концепции как «комплексный инструментарий решения внешнеполитических задач с опорой на возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативные классической дипломатии методы и технологии», но последующий в этом же пункте комментарий свидетельствует скорее о негативном отношении России к этим методам и технологиям, чем как рекомендация к практическому применению в международных отношениях.
Так, по мнению авторов Концепции, «...усиление глобальной конкуренции и накопление кризисного потенциала ведут к рискам подчас деструктивного и противоправного использования «мягкой силы» и правозащитных концепций в целях оказания политического давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела, дестабилизации там обстановки, манипулирования общественным мнением и сознанием, в том числе в рамках финансирования гуманитарных проектов и проектов, связанных с защитой прав человека, за рубежом» (п. 20).
Алгоритм действий России в области международного экономического и экологического сотрудничества описан в общих словах в п. 34 Концепции: принимает меры торговой политики для защиты собственных интересов, добивается адекватного учета российских интересов, создает благоприятные политические условия для диверсификации российского присутствия на мировых рынках и т.п. Однако эти по своей сути правильные положения носят абсолютно нейтральный характер и, наверное, могут вполне эффективно применяться в условиях равноправного международного диалога с учетом национальных, культурных и исторических особенностей каждого государства, но не в ситуации объявления формальных и, что еще хуже, неформальных санкций со стороны большей части мирового сообщества.
Учитывая изложенное, по-видимому, России уже в ближайшее время предстоит сделать важнейший в своей истории выбор - 1) идти своим собственным путем развития, опираясь на тех немногих союзников, которых пока удалось сохранить, но которые неизбежно будут отсеиваться по мере ослабления России (если не будут сняты международные санкции и цена на нефть не пойдет вверх); 2) искать пути взаимопонимания с ЕС, пока не создано ТТИП (в последующем это будет сделать намного сложнее в силу полного контроля над ситуацией со стороны США) и/или с США, руководствуясь древнеримской мудростью «Если не можешь победить своих врагов, присоединяйся к ним» и взаимными интересами, которые, несмотря на очевидные разногласия, все же существуют; 3) создавать совместно с Китаем и Индией зону свободной торговли стран БРИКС и их союзников на условиях более выгодных, чем ТТП и ТТИП.
В любом случае, каким бы ни был выбор, ясно, что считаться с Россией, как участником международных экономических отношений, будут только тогда, когда ее экономическая мощь будет соответствовать ее статусу ключевого глобального игрока, который должен определяться не столь объемом поставляемой на экспорт нефти и количеством проживающих здесь миллиардеров, сколько высоким уровнем социально-экономического развития страны и качества жизни населения. Это потребует концентрации всех имеющихся ресурсов - финансовых, административных, правовых, интеллектуальных, а также формирования общенациональной идеи с названием, понятным как в России, так и за рубежом. Как представляется, в противовес американской доктрине Smart Power и китайскому Пекинскому консенсусу такой идеей могла бы стать политика «умного государства», или Smart Nation, на принципах здравого смысла и обоснованного прагматизма.
Политика «умного государства» подразумевает прежде всего эффективное государственное управление и внешней политикой, и экономикой. И речь идет не только о сокращении госаппарата (по данным Росстата, численность работников только федеральных органов исполнительной власти выросла с 402,6 тыс. человек в 2000 году до 589 тыс. человек в 2013 году), но в первую очередь об отмене многочисленных, трудоемких и абсолютно бессмысленных прогнозов, планов, отчетов и т.д. Ведь принятие управленческих решений даже на высшем уровне государственной власти превратилось, по существу, в бюрократическую рутину, прикрываемую коллективной безответственностью и сводящую до минимума творческий потенциал руководителей.
Многочисленные стратегии, доктрины, концепции, программы, в подготовке которых задействованы тысячи госчиновников, ученых и аналитиков, теряют свое значение еще до их утверждения на уровне главы государства или правительства. Падение курса рубля потребует полного пересмотра практически всех ранее принятых документов стратегического планирования. Отсутствие должного контроля за выполнением тех же государственных целевых программ, реализация экономически неоправданных мегапроектов приводит к огромным потерям бюджетных средств. В условиях наступающего кризиса этому должен быть положен конец.
Антикризисная программа Правительства РФ на 2015 год должна обеспечить максимально эффективное использование каждого рубля, выделяемого из Фонда национального благосостояния или Резервного фонда, подразумевающее не только его возврат в ближайшем будущем, но и определенную прибыль. Россия обладает большими и еще неиспользованными резервами, и не только финансовыми, но и организационными (до 80% поручений и распоряжений даже Президента РФ и Председателя Правительства РФ не выполняются!). Большой эффект могли бы дать антикоррупционные мероприятия, судебная реформа, аудит корпоративных долгов всех компаний и банков с государственным участием (около 650 млрд долл. США) с целью установить, на какие цели были потрачены кредиты, взятые за рубежом. Ведь как показывает опыт мирового финансового кризиса 2007-2009 годов, государство (точнее сказать налогоплательщики) несет ответственность по обязательствам компаний и банков с госучастием не только как учредитель, но и как неофициальный гарант по международным обязательствам. Отказ любой госкомпании или банка от исполнения взятых на себя обязательств может привести к эффекту домино, что повлечет за собой крайне тяжелые последствия для государства, вплоть до его дефолта.
Однако на данный момент времени Россия обладает большим запасом прочности. Испытываемые экономические трудности обусловливают необходимость поиска дополнительных путей развития, модернизации и диверсификации производства. Ведь падение цен на нефть далеко не во всех нефтегазодобывающих странах привело к таким серьезным последствиям, как в России. Так, например, падение курса национальной валюты в Норвегии во втором полугодии 2014 года составило лишь 12%, в Канаде - 14%, в Нигерии - 20% - по сравнению с 60% в России.
Вообще мировое падение цен на нефть оказало весьма неоднозначное влияние на мировую экономику. Темпы ее роста действительно несколько замедлились, однако для многих импортеров нефти и газа снижение нефтяных котировок привело к неожиданным существенным экономическим выгодам. Так, например, Китай, Япония, Индия, являющиеся крупнейшими в мире импортерами нефти и газа, от снижения цен на нефть только выиграли, вложив освободившиеся средства в развитие собственных экономик. Выигрыш Китая, в частности, от падения цен на нефть на каждый 1 долл. США составил 2,1 млрд долл. США в год! США, потеряв на разработке сланцевых месторождений, получили рост авиа- и автоперевозок, снижение издержек производства товаров, требующих значительных затрат энергоносителей, рост продаж автомобилей. Канада, чьи бюджетные доходы на 30% формируются за счет экспорта энергоносителей, смогла существенно нарастить экспорт несырьевых товаров, в значительной степени компенсировав тем самым потери для бюджета.
В выигрыше оказались также и аграрные страны, экспортирующие свою сельскохозяйственную продукцию за рубеж. Поскольку энергозатраты в сельском хозяйстве в пять раз выше, чем в производстве, особенно за счет минеральных удобрений, то снижение издержек способствовало огромной экономии средств. В результате в Индии упала инфляция, снизились ставки по коммерческим кредитам, выросли инвестиции в производство, на 41 млрд долл. США в год снизился бюджетный дефицит за счет отказа от субсидий производителям продовольствия. Индонезия на 20% снизила затраты госбюджета на субсидии сельхозпроизводителям на энергоносители.
В контексте политики «умного государства» Россия также могла бы использовать снижение издержек на энергоносители для адресной поддержки тех отраслей и производств, которые при минимальных государственных инвестициях могли бы обеспечить сбыт своей конкурентоспособной продукции, как в России, так и за рубежом. Информацией о таких предприятиях располагают, как правило, руководители субъектов Федерации, получающие минимум государственных дотаций.
Подводя итог вышесказанному, необходимо отметить, что изменения в архитектуре мировой политики и международных экономических отношений происходили во все времена. Империи, политические и экономические блоки и союзы сменяли друг друга, неся для одних народов хаос и разрушения, а для других - возможности. Во взаимозависимом мире, в котором мы живем в настоящее время, зачастую трудно предсказать, какие вариации межгосударственных объединений возникнут в то или иное время и в каком регионе, причем с течением времени ошибки и неопределенность прогнозов нарастают экспоненциально. Основатель теории хаоса, американский математик и метеоролог Эдвард Нортон Лоренц (Edward Norton Lorenz, 1917-2008) назвал это явление «эффектом бабочки» (the Butterfly Effect): бабочка, взмахивающая крыльями в Айове, в дождливый сезон в Индонезии может вызвать цунами. Одно лишь участие в ТТП Вьетнама, многие годы воевавшего против США, подтверждает этот тезис.
На данный момент Россия по-прежнему остается существенной частью глобального экономического пространства. Во многом ее развитие является хаотичным. Так, к сожалению, были упущены годы с 2000 по 2007-й, когда имелась реальная возможность за счет поступлений от растущих цен на нефть осуществить столь необходимую стране диверсификацию и модернизацию экономики, однако это не означает того, что нынешняя тяжелая ситуация не позволяет осуществить эти планы сегодня. Как представляется, антикризисная политика, реализуемая на основе идей «умного государства», даст возможность руководству государства сконцентрировать свое внимание не на прогнозах и сценариях негативного развития событий, которые, к сожалению, в избытке предлагают гражданам России каждый день как западные, так и российские эксперты, а на результатах конкретных действий, предпринимаемых, чтобы создать новую позитивную реальность, далекую от апокалиптических сюжетов западных аналитиков. А сильная Россия всегда найдет себе не попутчиков, а союзников.
По крайней мере, стоит попытаться сделать это. В истории мирового кинематографа есть удивительный фильм 1975 года режиссера Милоша Формана (Milos Forman, 1932) «Пролетая над гнездом кукушки» (One Flew Over the Cuckoo's Nest). Главный герой - его играет Джек Николсон (Jack Nicholson, 1937) - попадает в сумасшедший дом, где неожиданно для себя узнает, что большинство пациентов в отделении находятся по своей воле и совершенно не являются больными людьми. Он решает показать им, что можно все изменить и сбежать из больницы, и для этого спорит с ними о том, что сможет поднять тяжеленную мраморную колонку и разбить с ее помощью зарешеченное окно. Ценой неимоверных усилий он лишь слегка ее пошевелил и проиграл пари. Но после этого он сказал фразу, которая разлетелась на весь мир: «По крайней мере, я хотя бы попытался что-то сделать!» («At least I tried!»).